У него была особая привычка подворачивать под себя одну ногу и раскачиваться взад-вперед, когда он был очень взволнован. Если мы работали над чем-то, и я замечал это раскачивание, значит, идея захватила его целиком и полностью. Как-то раз мы сделали картонные макеты участников Битлз в натуральную величину для того, чтобы использовать их в рекламе. Но нас тут же спалили: мы шли по Бейкер-стрит с этими картонками, а навстречу нам – кто бы вы думали – один из Битлов.
Обычно он репетировал поздно ночью у себя дома, но это мешало его отцу, который и так плохо спал, а дом у них был очень небольшой. Дэвид рассказал мне об этом, и я предложил: “Думаю, будет удобнее, если ты переедешь ко мне”. Он в ответ прослезился: “Правда? Можно?” Почти два года он жил у меня. Моя одежда была его одеждой. Я много его фотографировал, и на одной из этих фотографий на нем надета моя куртка “в елочку” с накладными карманами. Я хорошо изучил его вкусы. Он был очень вежливым, исключительно приятным молодым человеком.
Когда Энджи и Дэвид пришли ко мне и сказали, что они меня увольняют, он сидел и смотрел в стену, и в его глазах стояли слезы. Сейчас мне уже 90, я не виделся с ним долгие годы, но года четыре назад раздался стук в двери, на пороге стоял Дэвид. Он выглядел уставшим, но мы проговорили больше часа. Это было чудесно.
David Bowie Is 